Анатолий Таволжанский: Шансон – это русское кантри…

ТАВОЛЖАНСКИЙ АНАТОЛИЙ – автор и исполнитель, родился и проживает в Луганской области. Во время учёбы в Луганском мединституте (1967-73 гг.) играл в ресторанном оркестре. Все три свои альбом Анатолий Таволжанский записал с группой профессиональных музыкантов, но в нестудийных условиях в городе Луганске. Альбомы официально не издавались, выходили самиздатом, распространялись через киоски звукозаписи. После длительного перерыва Анатолий Таволжанский начал в 2005 году выпустил альбом «А ля мажор».
(биографическая справка)

— Анатолий Викторович, для начала расскажите не много о себе, потому как получилось так, что песни ваши известны среди любителей шансона, а вот про вас почти ничего не известно. Откуда вы родом, как докатились до жизни такой – в шансон подались?
— Родился я на Донбассе, в Луганской области, в городе Алчевске. Родители к музыке не имеют никакого отношения: отец был рабочим на металлургическом заводе, мать бухгалтер. Вот дедушка по линии матери был, говорят, артистической натурой, играл на многих музыкальных инструментах, погиб на Ленинградском фронте в штрафных батальонах. В 11 лет мне был куплен самодельный баян «Рекорд» и я поступил в музыкальную школу, хотя не знал точно для чего мне это, так как баян в то время не очень котировался в молодежной среде, поэтому я больше увлекался пением и по сольфеджио имел отличные оценки. Музыкальную школу окончил хорошо в 1965 году. Это образование пригодилось позже, когда на втором курсе Луганского мединститута, куда я поступил после школы, был создан ансамбль «Mens sana» (что на латыни – «здоровый дух»). Это было время «разгула» ВИА, на самодельных гитарах мы играли «Биттлз» и до хрипоты пели «Дом восходящего солнца», хотя ни английского, ни нот толком никто не знал, да они были и не нужны, так как главное было – «завести» публику своей самоотдачей, эпатажем, драйвом. У меня с коллективом возникали проблемы, когда я пытался расписать какие-то ноты, музыкальные партии и тому подобное. Это имело смысл только для официальных мероприятий, конкурсов, а нам, студентам, кроме удовольствия от игры, нужны были ещё и деньги, поэтому играли на свадьбах, различных, как сейчас говорят, «корпоративных вечеринках», и в итоге докатились до ресторана. Молодой директор нового Луганского ресторана «Энеида», прослушав наш репертуар, разогнал своих старичков и взял нас, о чем и не пожалел, потому что посещаемость была хорошая. А пели мы песни советских ВИА, собственноручно переведенные хиты западной эстрады, конечно, эмигрантов – Петра Лещенко, Алеши Димитриевича и других. После окончания института дирекция просила нас остаться, но мне пришлось ехать отрабатывать по направлению в Новопсков, где в течение трех лет совмещал медицинскую практику с работой на танцплощадке (вокал, гитара). В 1979 году переехал на Север, устроился на работу в Мурманское морское пароходство судовым врачом. В этот период и начал писать свои первые песни в жанре шансона, исполнял их для моряков, своих друзей, в компаниях.

— Расскажите немного о своих альбомах: где и кем записали? Когда это было, вышли ли они хоть как-то официально?
— Ну, когда песен стало много, Саша Беседин, мой друг музыкант по первому ансамблю, предложил мне записать их у нас в Луганске. В общем, он помог всё организовать: нашел профессиональных музыкантов, играющих на «на лету», без репетиций. Я показал им свои песни, понравилось. Об оплате в то время вопрос вообще не ставился, накрыл стол на рабочем месте — и всё, главное, чтобы было в кайф! Таким образом, мы записали три магнитоальбома. Основной состав музыкантов, с которыми я записывался тогда, это: Владимир Клейнерман (клавишные), Александр Солоп (бас-гитара), Борис Ройфе (ударные) – все в настоящее время проживают в Израиле, и Владимир Медведев (гитара). Записывались в подвале строительного ПТУ в Луганске, кое-что доделывалось в ресторане «Украина» при гостинице «Октябрьская». Запись производилась вживую. Как правило, тут же присутствовали друзья, другие музыканты и, если у кого-то возникала хорошая идея, он мог её тут же и реализовать, поэтому людей, участвовавших в записи, на самом деле больше, чем я перечислил. Большую помощь в записи оказали Александр Окружко (он как раз и работал в оркестре ресторана «Украина») и Александр Камко, который был звукооператором и звукорежиссером в одном лице. Первый альбом «Мой Сад» был записан за два дня — 20-21 сентября 1987 года, второй «Хочу в СССР» с 26 июня по 1 августа 1989 года и третий – «Маленькая Одесса» 2 – 8 января 1991 года. Записи я отвозил в Питер в студию «Гармония», что была на улице Воинова, оттуда они расходились по кооперативным киоскам. Ни один из альбомов до настоящего времени официально не выходил. В хит-параде, проводимом ленинградской газетой «Смена», в разделе «Городской фольклор-90», среди магнитофонных альбомов того периода мой альбом «Маленькая Одесса» занял восьмое место, там же Ефрем Амирамов девятый. Я собирался и дальше выпускать так по одному альбому в два года, однако друзья-музыканты выехали, новые не появились, записываться на коммерческой основе не было возможности. А материал был, да и новые песни писались, хотя работать «в стол» мне не нравится. И только после 2002 года, когда появилась возможность создания своей домашней студии, я приступил к записи своего четвертого альбома, который и вышел в 2005 году. Сейчас могу записываться самостоятельно, сразу же приступил к работе над пятым альбомом, который, надеюсь, выйдет в 2006 году.

— Кто для вас в жанре, если не авторитет, то на кого хочется равняться, чье творчество (музыка, стихи) вызывают уважение, симпатию?
— Большое влияние на меня произвел появившиеся в середине 1980-х годов Александр Розенбаум, а также Юрий Шевчук (я слушал его живое выступление под гитару в Питере во Дворце Молодежи – это больше шансон, чем рок), Владимир Асмолов. Считаю истинной классикой жанра Аркадия Северного и ансамбль «Братья Жемчужные». Очень уважаю творчество Владимира Высоцкого, который сделал настоящий переворот в самом отношении общества к подобному творчеству, но думаю, что это отдельная тема, которой просто так лучше не касаться. В музыке нравятся джаз и блюз, из поэтов люблю Николая Некрасова и Владимира Маяковского. Первого вообще считаю основоположником жанра, его «Коробейники» — это чистый русский шансон и это настоящий народный поэт, второй совершил революцию в технике русского стихосложения.

— Словосочетание «русский шансон» не обругал только ленивый, а как бы вы сами определили тот жанр, в котором работаете? Что для вас песня, творчество?
— Термин во многом правильный, он может вызывать ругательство в России, но при взгляде из вне её, обоснован. Ведь этот стиль создавался в солидной своей части русской эмиграцией, пелся там и, большей частью во Франции, столь любимой русской артистической интеллигенцией. И вот в наше время, когда всё требует классификации и систематизации, и появился такой жанр. Определены все направления в музыке, есть русский рок (тоже слово не наше) и есть русский шансон. Услышав это словосочетание, любой музыкант или музыковед, живущий в Японии или в Америке должен понимать, о чем идет речь. Вот интересная деталь. Как-то на тусовках с заезжими американцами (не русскими эмигрантами, а какими-то испанцами или индейцами по корням) меня попросили спеть. Я сказал: «Спою, но у вас таких песен нет», а они отвечают: «Есть, это музыка кантри». Действительно, если не русский шансон, то можно было бы РУССКОЕ КАНТРИ, так как очень много общего, по сути (может быть, меньше по форме). Вот критерии кантри мюзикл: аккомпанемент и мелодия просты – один мотив может напоминать многие другие, очень важны слова – простые и понятные: о неразделенной любви, о неверности, о судьбе арестанта, но никогда тут не бывает обобщений, всегда передаются чувства одного человека. Не правда ли, очень много общего? И, пожалуй, самое актуальное в мире русского шансона, как и в музыке кантри, мужчины остаются мужчинами, а женщины – женщинами. Здесь нет и следа двуполой неясности, которая характерна для исполнителей рока или попсы, о чем Михаил Круг достаточно эмоционально выражался в своих интервью. А что касается музыки и песни, то это для меня духовный стержень, всё остальное – это грубая материя, которую как угодно можно изменить, без чего вполне можно обойтись. Творчество – оно тихонько живёт внутри, но в любой момент может выскочить наружу и совершить переворот в сознании окружающих тебя людей. И очень важно, чтобы такая в возможность (выскочить) у творческого человека была.

— Раз зашла речь о Михаиле Круге, не мог ли бы вы выразить свое отношение к этому человеку, к тому, что он сделал в жанре и что с ним случилось? Бытует мнение, хотя скорее это миф, что исполнители шансона должны быть связаны с местами «не столь отдаленными» или с людьми, бывшими там.
— Однажды я пел в компании, долго…. Сделали перерыв, поставили Круга на компакт-диске…. Когда песня закончилась, кто-то негромко сказал: «Вот как надо петь…». Всё! Оставалось только делать выводы. Его песни – это романтизм сильных людей, они не для лицемеров, кричащих о своей честности и показывающих чистые руки, которыми, следовательно, могут бросить камень во Христа. От тюрьмы и от сумы… — нельзя забывать этой истины никому, кем бы он ни был сегодня. Когда гнали по этапу в кандалах, простой русский человек не отворачивался, а нёс кусок хлеба, это нормально. Человек, испытавший несвободу, острее чувствует волю, а если он ещё и творческий, лучше об этом может рассказать. Для этого необязательно находиться в местах лишения свободы, достаточно понять, сопереживать. А несвобода необязательно может быть физической, многие испытали её в умах и сердцах. И потом, излюбленными темами художественного творчества всегда были и есть ЛЮБОВЬ, СМЕРТЬ, ПРЕСТУПЛЕНИЕ и НАКАЗАНИЕ… Одна моя знакомая женщина врач, вполне добропорядочный человек как-то сказала: «Мне так нравится Иван Кучин! Слушаю его без конца, сама не знаю почему, наверное, в прошлой жизни я сидела в тюрьме». У человека кроме индивидуальной памяти есть ещё генетическая коллективная, которая хранит информацию поколений, вот это, наверное, и срабатывает.

— Анатолий Викторович, немного провокационный вопрос, но мой пытливый ум хочет это понять.… После достаточно продолжительного молчания после третьего альбома вы записываете полноценный, сильный альбом, а что было в промежутке?
— Ой, боюсь, я вас разочарую. Была простая обыкновенная человеческая жизнь. Надоело мне скитаться по морям и по волнам, жизнь с первой женой не заладилась, пришлось разойтись. А тут встретился хороший человек, душевная женщина, поженились и решили пожить нормальной жизнью, как говориться в тихой гавани…. Работал по своей специальности врачом психиатром. В 1995 году у нас родился сын Никита, которому сейчас десять лет, он заканчивает четвертый класс обычной школы и пятый класс музыкальной – смена смене идет! Вот это и было в промежутке, а больше ничего такого.

— За последние годы пытались ли вы издавать свои песни самостоятельно или предлагали их другим певцам и исполнителям, было ли желание сделать с кем-нибудь совместный проект?
— Издавать свои песни самостоятельно не было финансовой возможности. Другим исполнителям я их тоже не предлагал, потому, как считаю их очень личными, под себя, да и просто не встречал таких певцов, которым бы они подошли. Совместный проект? Это реально, вы просто натолкнули меня на мысль! Да, думаю, что это очень реально. Особенно, если бы был оригинальный автор – исполнитель в этом жанре или даже в жанре альтернативного шансона со своими идеями, думаю, могло бы получиться здорово! Вообще я люблю поэкспериментировать. И ещё есть идея, утопическая. Вот: создать Народный Театр Русского Шансона. Такое место, куда могли бы собираться простые люди – любители шансона. Ну, и там сцена, микрофоны, колонки и всё. И чтобы каждый желающий, взяв баян или гитару, мог бы подняться и спеть свою песню (обязательно свою!), в живую – никаких фонограмм, никакого караоке и никакого жюри, чтобы народ сам решал, нравиться ему или нет. Но чтоб не было похоже на грушинские фестивали, где все восхищаются сами собой, а так: не понравилось – закидали гнилыми помидорами, понравилось – каждый может выразить свою симпатию, как может. По реакции публики это всегда видно, кто нравится. Параллельно можно вести трансляцию по радиостанциям «Шансон» и через интернет (для любителей в дальнем зарубежье). Лучших исполнителей потом можно записывать и выпускать сборники истинного фольклорного русского шансона. И конечно, почаще проводить такие мероприятия, чтоб не раз в год. — На последнем диске очень много места отводиться теме эмиграции, без спекуляций, но порою это так пронзительно и горько. Откуда это? И как вы думаете, откуда вообще идет эта тема в шансоне? — Тема идет оттуда, откуда взялось само словосочетание «русский шансон». А само слово эмиграция сродни «неудача – несчастье – беда – землетрясение». Это плохо и страшно. Но многим ведь нравятся фильмы ужасов. Вот и смотрят. Если полтора – два часа, ещё ничего, а когда круглосуточно, то это изматывает. Когда я работал в Мурманском пароходстве, приходилось много и долго бывать за границей. Я видел глаза наших эмигрантов: русских, украинцев, латышей, видел, как они тянулись к нам. Нет, они не говорили открыто, что им плохо, но я видел их глаза и старался этой темы не затрагивать, а говорили они всё больше о материальном благополучии. Это та же тема несвободы – душевной и сердечной, которая живет нашем жанре.

— Раз уж заговорили о темах в жанре, не кажется вам, что еще одна важная тема в шансоне, это путь, дорога…. Даже особо не важно куда, это и от себя к себе, это путь домой, это….
— Вся наша жизнь – дорога. Вот так представьте, в жизни, как на местности, разные дороги: одна в безоблачную высь, другая в болото, третья завалена камнями или непролазный кустарник. Кому какая досталась…. Но у всех этих дорог одно общее – конец. Когда сын Леонида Брежнева, выступая по телевизору, показал всем его свидетельство о смерти, я увидел, что оно ни чем не отличается от свидетельства о смерти моего отца – заполнено от руки и почерк похожий. Я понял – в итоге перед этой дорогой все равны. Поэтому любая дорога так завораживает людей, в дороге они меняются, становятся доступнее или наоборот уходят в свои мысли. Наверное, поэтому большинство водителей является самыми преданными почитателями шансона, а шофёрской профессии посвящено так много шансонных песен.

— Чем вы сейчас занимаетесь в жизни, кроме музыки? Как вернулись, да еще и с таким сильных полновесным альбомом, не страшно было после стольких лет «немузыкальной паузы»?
— Основная моя профессия это врач психиатр и она мне нравиться. Эта работа с людьми, общение иногда с не очень обычными пациентами и ко всем я отношусь с уважением, уж поверьте. А сколько от них можно услышать историй, переживаний, иногда фантазий – романы можно писать, не то, что песни! Сейчас я занимаюсь частной медицинской практикой, а было время, работал в трех медучреждениях одновременно, жизнь заставляла. А музыка и песня всегда шли параллельно: пел в компаниях, на вечеринках, редко на официальных мероприятиях, что-то новое писалось, была программа на местном телевидении обо мне, но это всё так, очень «герметично». Я постоянно искал возможность реализовать свои песни в звукозаписи, однако при обращении к людям, занимающимся этим, натыкался только на одно – деньги, а потом, якобы будет результат. И чем больше денег, тем якобы лучший результат! Вы знаете, я в это не верю. С одной стороны, конечно, хорошую песню ничто не испортит, но с другой и делаться песня должна с хорошими людьми, которые делают её не ради денег, или не только ради денег, а, как я и раньше говорил, в кайф, для себя. А то, что меня с моим альбомом никто не ждал – так это точно. Старые связи я растерял, новых, живя в глухой провинции, не приобрёл. Вот спасибо вам да интернету, что поддерживаете!

— Расскажите немного о работе в ресторане, поете ли сейчас и каково это, петь в ресторане? Это работа, школа или способ выживать? Пели ли вы в ресторане свои песни?
— В ресторанах работал только в студенческие годы, потом этого не было, сразу после института года три на танцплощадке. В ресторане петь было весело (наверное, потому, что не долго), на танцплощадке – интересно, особенно в молодости. А вообще это – всё, что вы сказали, только в такой последовательности: школа, работа, способ выжить. Да, в ресторане свои песни пел, это были лирические и романтические: «Мона Лиза», «Мадам Шанель» и ещё что-то в этом роде. Помню «Мона Лиза» очень душещипательная, пели мы её ансамблем типа «Песняров» на четыре голоса, мужики плакали. — Анатолий Викторович, вы уже упомянули, что начали работу над следующим альбомом, может и не стоит забегать вперед, но о чем он, что готовитесь спеть? Не было идеи воспользоваться чужим материалом? — Осталось много неиспользованного материала, он корректируется. Есть новые шуточные песни типа «Папа Карло» и «Парус» из последнего альбома, много лирических. Из таких, как вы называете «пронзительно и горько», новая «Жду звонка», думаю, она понравиться слушателям, если мне удастся это донести. В общем, материала больше, чем достаточно, будет песен 14-15, не меньше. Давно хотел сделать романс, написанный моим другом в глубокой юности, поэтому, может, будут и песни других авторов.

— Мы услышим альбом я так понимаю в новом году, нам остается только запастись терпением и ждать…. После частного издания и уже определенной известности и слухов про альбом «а Ля Мажор», не было ли предложений, есть ли какие-то надежды?
— Ко мне, бывает, обращаются знакомые, а порой и просто незнакомые люди с вопросами: как бы послушать Ваши песни, что нового есть. Чаще это не местные, а как говориться «залетные». Вот в январе два нефтяника из Тюмени были, удивлялись, что меня здесь нашли, наговорили много хороших слов, рассказывали, как меня там слушают. Я им сказал, что скоро будет новый альбом, так они больше меня радовались, сказали: «Будем ждать!». Альбом я закончил в конце марта 2005 года. Обращался через интернет в несколько издательских компаний, положительного ответа пока не получил, но надежду не теряю. Хотелось бы конечно порадовать свою аудиторию официальным изданием.

— Спасибо вам за беседу и, надеюсь, еще встретимся и услышим ваши новые песни, увидим новые диски и новые ваши работы. Удачи вам и новых песен!
-Спасибо и Вам за помощь и поддержку. А всем моим почитателям привет и наилучшие пожелания, надеюсь, что они меня всё-таки ещё услышат.

Беседовал М. Дюков (Калининград – Алчевск, апрель 2005 г.)